И даже небо было нашим - Паоло Джордано
Это был мужчина лет пятидесяти, его звали Карлос, и он раньше работал на судах «Гринпис» в Арктике. Они с Берном разговаривали много и подолгу, на смеси итальянского и испанского. Я была с ними и помогала, если требовалось что-то перевести. Берн был очарован Карлосом. Это от него он впервые услышал термин «антропоцен».
– Антропоцен?
– Геологический период, в котором мы живем. Когда все на планете, каждое место, каждая экосистема изуродованы человеческой активностью. Это была просто идея, концепция, я о ней уже где-то слышала, а Берн – нет, и для него она стала откровением. В последующие дни он не мог говорить ни о чем другом. У него начало формироваться желание найти хотя бы одно место, которое было бы исключением из правила. Место, которое не увидели и не изуродовали люди. Нечто абсолютно чистое.
– Поэтому вы приехали сюда?
– Исландия казалась местом, откуда имело смысл начинать поиски. Думаю, сам Карлос подсказал Берну эту идею. Наверное, думал, что для Берна это игра, не принимал его всерьез. Он назвал Исландию, как мог бы назвать леса Амазонки или Марианскую впадину. Но назвал Исландию, и Берн воспринял это как пароль. И мы приехали сюда. Деньги кончились очень быстро, недели за две. И мы нанялись работать на хутор, в районе фьордов, в таком затерянном месте, что становилось страшно.
Я слушала ее, и на мгновение меня охватила зависть. Берн и Джулиана в одном из домов с обитыми сверкающим металлом стенами, какие здесь повсюду, окутанные туманом, ледяной холод снаружи, тепло внутри. И секс. Наверняка у них был секс. Я всеми силами гнала от себя картину, которая нарисовалась в моем воображении.
– Там мы провели зиму, а весной перебрались к озеру. Там мы познакомились с Юргеном и другими ребятами из туристической компании. Им нужен был дополнительный персонал для высокого сезона, люди, готовые взяться за любую работу. Некоторые туры были сопряжены с опасностью. О’кей, сказали мы. Берн не забыл о своем плане. Вместе с Юргеном мы побывали в самых отдаленных точках острова, но ни одна из них не показалась ему подходящей. Сам факт, что до них, пусть и с трудом, но можно было добраться, по мнению Берна, доказывал, что проклятие Человека уже успело проникнуть туда. Наконец, мы узнали об этой пещере.
– Но ведь и в пещеру тоже можно войти, там есть решетчатая дверь.
– Туда можно пройти ровно до того места, куда дошла ты. Но никто и никогда не имел доступа в следующий зал. Было известно, что он существует, но войти в него было нельзя: слишком трудно и слишком опасно.
– Значит, Берн решил стать первым.
– И, очевидно, последним, если учесть, чем это для него обернулось.
– Почему никто не остановил его?
Джулиана быстро взглянула на меня, потом снова устремила взгляд на пейзаж за окном машины.
– Один из этих ребят сам мечтал сделать то, что сделал Берн. Им хотелось узнать, что там, за стеной, а впустив его туда, они становились причастными к его открытию. Изучив особенности циркуляции воздуха в Лофтхеллире, они, как им кажется, установили, что из пещеры есть второй выход. Где-то в лавовых полях.
– Значит, Берн мог бы найти этот выход и вернуться?
– Возможно, да, если бы не сломал ногу. А сейчас об этом не может быть и речи.
Наступила недолгая пауза. В этот момент мы проезжали самый неудобный участок дороги, джип подскакивал на амортизаторах, но на этот раз сила толчков не удивила меня. Вероятно, чтобы рассеять мучавшие нас с ней тяжелые предчувствия, Джулиана сказала:
– На этой дороге туристы всегда развлекаются. Некоторые начинают визжать, как на американских горках. Вот и Берну тут нравилось. Он восхищался всем, что видел на этом острове. Когда он входил в пещеру, собираясь проникнуть в недоступный дальний зал, он улыбался. Зная, что это может для него плохо кончиться. Зная, что превратился в сплошной комок нервов, в сгусток решимости, он улыбался. Я никогда не видела его таким счастливым. Кроме как в день вашей свадьбы, наверное.
Еще и сегодня я не знаю, сказала ли она это искренне или чтобы сделать мне приятное, но в тот момент я предпочла ей поверить.
– Комок нервов? – спросила я.
– Он потерял почти двадцать кило. В эту щель не пролез бы даже ребенок, не говоря уже о взрослом мужчине. Но он был убежден, что сумеет это сделать, и ведь сумел. Готовился несколько месяцев, изучал последовательность движений. необходимость выворачиваться в том или ином направлении. Мы измерили расселину, каждый ее выступ и каждую неровность, какую можно было разглядеть в свете фонаря, и он изготовил ее гипсовую копию с абсолютной точностью. Он держал эту копию во дворике за домом, она и сейчас еще там. Весит не меньше тонны. Из окна спальни я видела, как он тренировался.
– Из окна вашей спальни? – не выдержала я.
– Да, из окна нашей спальни, – устало ответила Джулиана. – Казалось, он репетирует балетную партию. Он скрупулезно заносил все в блокнот. А в свободное от тренировок время часами сидел на лужайке, поджав под себя ноги, как будто медитировал или молился, как будто ждал, когда в его теле рассосутся последние волокна жира. Голодную диету он выдерживал без проблем. Однажды он рассказал мне, что его дядя в юности соблюдал строгий пост в течение месяца, так что он легко может обходиться одной чашкой бульона и ломтиком фрукта в день. Так или иначе, заставить его съесть что-то сверх этого стало невозможно.
– Почему?
– В каждом продукте он видел результат каких-то манипуляций. Еще одним его занятием, которому он чаще предавался по вечерам, был подсчет всех тех способов, какими человек изменял окружающую среду и в том числе продукты питания. Экстенсивные методы земледелия, генно-модифицированные овощи, гормоны, впрыскиваемые домашнему скоту.
– Он всегда был одержим этим, – сказала я. – По крайней мере, с тех пор как познакомился с Данко.
«И с тобой», – чуть не сказала я, но вовремя сдержалась. Это было бы уже лишним: Джулиана и так почувствовала осуждение в моих словах.
– Но не до такой степени, – ответила она. – Он отказывался есть помидоры, потому что этих растений не было в Исландии, пока их не занесли туда люди. Очень жаль, говорил он, что вся еда на острове появилась вместе с людьми. Из этих соображений он питался исключительно отваром местной травы. Когда готовить этот отвар приходилось мне, я тайком добавляла в него мясо. Он, конечно,
